Часто думаю: это тот же сериал или не тот?

Лев Дуров
Актер, приписной казак, 76 лет, Москва
Сотовый телефон я готов разбить о стену. Ненавижу технику. Мне больше всего нравится, чтоб пальчик в дырочку – и крути.
Если кого-то бьют – надо вмешаться. Я и вмешиваюсь.
Любовь – это не я за ручку вас держу, и мы гуляем по лугу с
ромашками. Сама природа нам все продиктовала. И нам не надо драмапутру
читать, мы все сами сообразим.
Я прожил с одной женщиной 50 лет. Потому что не предъявлял ей серьезных претензий.
Раньше я много чего делал – плотничал, к примеру. Сейчас только читаю.
Когда у котов хорошие хозяева – они долго живут. Моему коту двадцать один год.
Никогда в жизни не куплю то, что рекламируют. Чай? Я уж сам как-нибудь. Вы “Майский” пили? Это же просто веник, вымоченный в шайке.
С женщинами нельзя говорить о деньгах.
Что хорошо дает по мозгам – так это арбуз, в который налили водки и дали настояться.
Часто думаю: это тот же сериал или не тот? Ощущение, что актеры
даже пиджаки не меняют. Но такое, наверное, и про меня можно сказать:
Дуров! А сам-то?
У нас спорт держался на чувстве родины. Чувство улетело –
прилетели деньги. Но зачем играть – пока не поняли. Английский футбол
всегда был на деньгах, а у нас едва-едва поменялись правила.
Настоящие джинсы у меня в Москве появились у одного из первых.
Мама, помню, плакала: “Лева, ты же артист – тебе нельзя в таких
штанах”. Она думала, это какая-то тряпка смешная.
Я рос во дворе. А сейчас компьютеры. Толстой однажды взревел: “Прогресс? Скажите, как можно усовершенствовать ужас? Он станет еще ужасней?”
Если актер талантлив, а как человек – дрянь, я все равно буду с
ним работать. Иначе можно остаться с дилетантами. С одним актером я
полгода не здоровался. Но когда он сыграл замечательно, я вошел в
гримерку и поздравил. А назавтра опять не здоровался.
Я большой любитель пива. Но все просто одурели. Вы не видите, что страна стала пивной? Едешь в метро – стоит пивной запах.
Сейчас страх перед болезнями и бедностью. А такого страха чудовищного, который был в каждой семье и во всей державе, нет. Поэтому мне сейчас жить лучше.
На даче должен быть запах дерева, а не джакузи под задницей.
Ни давление, ни цензура не могут убить хорошее кино. Кино убивают, когда его снимает не художник, а тот, кому деньги дали.
Это только кажется, что умирают другие. Только что об этом думать.
Я верю в ясновидящих. Мы с Жженовым ехали в купе с ясновидящей –
Лидией Михайловной, крановщицей, которую молния долбанула. Она стала
все рассказывать. Все переломы пересчитала, у меня их двадцать три.
Потом говорит: “Скажи, год назад ты был на грани смертельного исхода?”
– “Да”. Она: “Автомобиль?” Я: “Нет, лошадь. Во время съемок на меня
лошадь завалилась”. Она: “Вообще-то тебя нет, ты умер, у тебя точка
смерти совсем сформировалась”. Но раз я уже умер – так чего мне теперь
бояться